АльбомMP3КлавирПартитураГлавная страница

6. В стане Зарубина
Музыка Валентина Дубовского,
стихи Сергея Есенина

Зарубин
Эй ты, люд честной да весёлый,
забубённая трын-трава.
Подружилась с твоими сёлами
скуломордая татарва.

Свищут кони, как вихри, по полю,
только взглянешь – и след простыл.
Месяц, жёлтыми крыльями хлопая,
раздирает, как ястреб, кусты.

Загляжусь я по ровной голи
в синью стынущие луга,
не берёзовая ль то Монголия?
Не кибитки ль киргиз – стога?..

Слушай, люд честной, слушай, слушай
свой кочевнический пересвист!
Оренбург, осаждённый Хлопушей,
ест лягушек, мышей и крыс.

Треть страны уже в наших руках,
треть страны мы как войско выставили.
Нынче ж в ночь потеряет враг
по Приволжью все склады и пристани.

Шигаев
Стоп, Зарубин!
Ты, наверное, не слыхал,
Это видел не я...
Другие...
Многие...

Около Самары с пробитой башкой ольха,
капая жёлтым мозгом,
прихрамывает при дороге.
Словно слепец, от ватаги своей отстав,
с гнусавой и хриплой дрожью
в рваную шапку вороньего гнезда
просит она на пропитанье
у проезжих и у прохожих.

Но никто ей не бросит даже камня.
В испуге крестясь на звезду,
все считают, что это страшное знамение,
предвещающее беду.

Что-то будет.
Что-то должно случиться.
Говорят, наступит глад и мор,
по сту раз на лету будет склёвывать птица
желудочное своё серебро.

Да-да-да!
Что-то будет!
Повсюду
воют слухи, как псы у ворот,
дует в души суровому люду
ветер сырью и вонью болот.
Быть беде!
Быть великой потере!
Знать, не зря с луговой стороны
луны лошадиный череп
каплет золотом сгнившей слюны.

Зарубин
Врёте! Врёте вы,
нож вам в спины!
С детства я не видал в глаза,
чтоб от этакой чертовщины
хуже бабы дрожал казак.

Шигаев
Не дрожим мы, ничуть не дрожим!
Наша кровь – не башкирские хляби.
Сам ты знаешь ведь, чьи ножи
пробивали дорогу в Челябинск.

Сам ты знаешь, кто брал Осу,
кто разбил наголо Сарапуль.
Столько мух не сидело у тебя на носу,
сколько пуль в наши спины вцарапали.

В стужу ль, в сырость ли,
в ночь или днём –
мы всегда наготове к бою,
и любой из нас больше дорожит конём,
чем разбойной своей головою.

Но кому-то грозится, грозится беда,
и ее ль казаку не слышать?
Посмотри, вон сидит дымовая труба,
как наездник, верхом на крыше.

вон другая, вон третья,
не счесть их рыл
с залихватской тоской остолопов,
и весь дикий табун деревянных кобыл
мчится, пылью клубя, галопом.

Ну куда ж он? Зачем он?
Каких дорог
оголтелые всадники ищут?
Их стегает, стегает переполох
по стеклянным глазам кнутовищем.

Зарубин
Нет, нет, нет!
Ты не понял...
То слышится звань,
звань к оружью под каждой оконницей.
Знаю я, нынче ночью идёт на Казань
Емельян со свирепой конницей.

Сам вчера, от восторга едва дыша,
за горой в предрассветной мгле
видел я, как тянулись за Черемшан
с артиллерией тысчи телег.

Так торжественно с хрипом колёсным обоз
по дорожным камням грохотал.
Рёв верблюдов сливался с блеянием коз
и с гортанною речью татар.

Шигаев
Что ж, мы верим, мы верим,
быть может,
как ты мыслишь, всё так и есть,
голос гнева, с бедою схожий,
нас сзывает на страшную месть.

Дай Бог!
Дай Бог, чтоб так и сталось.

Зарубин
Верьте, верьте!
Я вам клянусь!
Не беда, а нежданная радость
упадёт на мужицкую Русь.

Вот вззвенел, словно сабли о панцири,
синий сумрак над ширью равнин.
Даже рощи –
и те повстанцами
подымают хоругви рябин.

Зреет, зреет весёлая сеча.
Взвоет в небо кровавый туман.
гулом ядер и свистом картечи
будет завтра их крыть Емельян.

И чтоб бунт наш гремел безысходней,
чтоб вконец не сосала тоска, –
я сегодня ж пошлю вас, сегодня,
на подмогу его войскам.