колка дров (ИЗ ПОЭМЫ «ЦЫГАНОВЫ»)
Музыка Валентина Дубовского,
Стихи Давида Самойлова

С женой дрова пилили. А колоть
он сам любил. Но тут нужна не сила,
а вольный взмах. Чтобы заголосила
берёзы многозвончатая плоть.
Воскресный день. Сентябрьский холодок.
Достал колун. Пиджак с себя совлёк.
Приладился. Попробовал. За хатой
тугое эхо ёкнуло: oк­oк!
И начал. Вздох и взмах, и зык, и звон.
Мужского пота запах грубоватый.
Сухих поленьев сельский ксилофон.
Поленец для растопки детский всхлип.
И полного полена вскрик разбойный.
И этим звукам был равновелик
двукратный отзвук за речною поймой.
А Цыганов, который туговат
был на ухо, любил, чтоб звук был полон.
Он так был рад, как будто произвёл он
и молнию, и грозовой раскат.
Он знал, что в колке дров нужна не сила,
а вздох и взмах, чтобы тебя взносило
к деревьям – густолистым облакам,
к их шумным и могучим сквознякам.
Он также знал: во время колки дров
под вздох и взмах как будто думать легче.
Был истым тугодумом Цыганов,
и мысль не споро прилегала к речи.
Какой­нибудь бродячий анекдот
ворочался на дне его рассудка.
Простейшего сюжета поворот
мешал ему понять, что это шутка.
«У Карапета тёща померла…»
(Как вроде у меня; а ведь была
хорошая старуха.) «Он с поминок
идёт…» (У бабы­то была печаль.
Иду, а вечер жёлтый, словно чай.
А в небе – галки стаями чаинок.)
«И вдруг ему на голову – кирпич.»
Он говорит: «Она уже на небе!»)
(Однако это вроде наш Кузьмич,
да только на того свалились слеги,
когда у тёщи в пасху был хмелён…)
Тут Цыганов захохотал. И клён,
который возрастал вблизи сарая,
шарахнулся, и листьев легион взлетел.
И встрепенулась птичья стая.
И были смех, и вдох, и зык, и звон.
– Что увидал? – сходя с крыльца резного,
хозяина спросила Цыганова.
– Да анекдот услышал однова.
Давай, хозяйка, складывать дрова.