Ария Привидения

Брожу в цепях, заклятием томимый,
не горячей космического льда.
Я триста лет работал одержимо,
просачиваясь всюду как вода.

Тёк в коридорах тенью зла,
пугая слуг из­за угла,
шуршал заслонками печей
и задувал огни свечей.

А годы шли всё мимо, мимо,
сто девять тысяч плюс пятьсот ночей.

Они как вечность. Ну и что же?
Взгляните в зеркало, на что я стал похожим!
Нет отражения, прозрачен!
Не привидение, нет, призрак, не иначе!

Все предки и потомки подтвердят,
висящие на стенах в этом зале:
меня ни разу так не оскорбляли,
как ныне оскорбляют и не чтят
вот эти двое чертенят!

А бой часов бьёт вечно мимо,
сто девять тысяч плюс пятьсот ночей.

Здесь, в Кентервилле
такие драмы жизни были!
Все выли!

Ну вот, к примеру, с думами о сыне,
вся в брильянтах, в кружевах,
у зеркала сидела герцогиня
при свечах.

Я дунул, стоя в двух шагах,
погасли свечи,
и руки ей костлявые на плечи!
Была вдова и нету, прах!

Представьте цвет июльского заката,
зловещий тёмно­красный фон,
и я летаю в саване крылатом,
извергнув у присутствующих стон!

Лужайка полная гостями,
успех! Обвал!
А я всего лишь в кегли поиграл
своими костаньетными костями!

О да! Что говорить, по части представлений,
по форме и по содержанию, я – гений!

Какие лавры я срывал!
Какие вызывал игрою чувства,
когда впервые школу создавал
потустороннего искусства!

О да! Что говорить, по части представлений,
по форме и по содержанию, я – гений!

Репертуару привидений
театр завидует любой.
А вот другое сочиненье
с концовкой более смешной:

мадам де Тремуйяк на склоне лет
проснувшись, брезжил уж рассвет,
вдруг увидала мой скелет,
читающий её дневник.
И в тот же миг
сравнялся цветом с простынями лик,

затем взжелтел, как крашеный хинином,
и бедная мадам де Тремуйяк
с кровати по ступеням бряк!

А тут пришли какие­то американцы!

Нет, ни одно на свете привиденье
не выдержит такого униженья.
За призраков поруганную честь
месть! Месть! Месть!