Hiawatha's Childhood Music by Valentin Dubovskoy Lyrics by Henry Longfellow Downward through the evening twilight, in the days that are forgotten, in the unremembered ages, from the full moon fell Nokomis, fell the beautiful Nokomis, she a wife, but not a mother. There among the ferns and mosses, there among the prairie lilies, on the Muskoday, the meadow, in the moonlight and the starlight, fair Nokomis bore a daughter. And she called her name Wenonah, as the first-born of her daughters. And the daughter of Nokomis grew up like the prairie lilies, grew a tall and slender maiden, with the beauty of the moonlight, with the beauty of the starlight. And Nokomis warned her often, saying oft, and oft repeating, «Oh, beware of Mudjekeewis, of the West-Wind, Mudjekeewis; lie not down upon the meadow, stoop not down among the lilies, lest the West-Wind come and harm you!» But she heeded not the warning, heeded not those words of wisdom, and the West-Wind came at evening, walking lightly o'er the prairie, wooed her with his words of sweetness, wooed her with his soft caresses, till she bore a son in sorrow, bore a son of love and sorrow. Thus was born my Hiawatha, thus was born the child of wonder; but the daughter of Nokomis, Hiawatha's gentle mother, in her anguish died deserted by the West-Wind, false and faithless, by the heartless Mudjekeewis. For her daughter long and loudly wailed and wept the sad Nokomis; «Oh that I were dead!» she murmured, «oh that I were dead, as thou art! No more work, and no more weeping, Wahonowin! Wahonowin!» At the door on summer evenings sat the little Hiawatha; heard the whispering of the pine-trees, heard the lapping of the waters, sounds of music, words of wonder; «Minne-wawa!» said the Pine-trees, «Mudway-aushka!» said the water. Saw the moon rise from the water rippling, rounding from the water, saw the flecks and shadows on it, whispered, «What is that, Nokomis?» And the good Nokomis answered: «Once a warrior, very angry, seized his grandmother, and threw her up into the sky at midnight; right against the moon he threw her; 't is her body that you see there.» Saw the rainbow in the heaven, saw the rainbow in the heaven, in the eastern sky, the rainbow, whispered, «What is that, Nokomis?» And the good Nokomis answered: «'T is the heaven of flowers you see there; all the wild-flowers of the forest, all the lilies of the prairie, when on earth they fade and perish, blossom in that heaven above us.»   Many things Nokomis taught him of the stars that shine in heaven; showed him Ishkoodah, the comet, Ishkoodah, with fiery tresses; showed the Death-Dance of the spirits, warriors with their plumes and war-clubs, flaring far away to northward in the frosty nights of Winter; showed the broad white road in heaven, pathway of the ghosts, the shadows, running straight across the heavens, crowded with the ghosts, the shadows. Then Iagoo, the great boaster, he the marvellous story-teller, he the traveller and the talker, he the friend of old Nokomis, made a bow for Hiawatha; from a branch of ash he made it, from an oak-bough made the arrows, tippedwith flint, and winged with feathers, and the cord he made of deer-skin. Then he said to Hiawatha: «Go, my son, into the forest, where the red deer herd together, kill for us a famous roebuck, kill for us a deer with antlers!» Hidden in the alder-bushes, there he waited till the deer came, till he saw two antlers lifted, saw two eyes look from the thicket. Leaped as if to meet the arrow; Ah! the singing, fatal arrow, like a wasp it buzzed and stung him! From the red deer's hide Nokomis made a cloak for Hiawatha, from the red deer's flesh Nokomis made a banquet to his honor. All the village came and feasted, all the guests praised Hiawatha, called him Strong-Heart, Soan-ge-taha! Called him Loon-Heart, Mahn-go-taysee!

Детство Гайаваты Музыка Валентина Дубовского Слова Генри Лонгфелло, перевод Ивана Бунина В летний вечер, в полнолунье, в незапамятное время, в незапамятные годы, прямо с месяца упала к нам прекрасная Нокомис, дочь ночных светил, Нокомис. Там, на мягких мхах и травах, там, среди стыдливых лилий, в тихой Мускодэ, в долине, в звёздном блеске, в лунном свете, стала матерью Нокомис, назвала дочь первородной, – назвала её Веноной. И, как лилия в долине, расцвела её Венона: стала гибкой, стала стройной, точно лунный свет, прекрасной, точно звёздный отблеск, нежной. И Нокомис часто стала говорить, твердить Веноне: «О, страшись, остерегайся Мэджекивиса, Венона! Никогда его не слушай, не гуляй одна в долине, не ложись в траве меж лилий!» Но не слушалась Венона, не внимала мудрой речи, и пришёл к ней Мэджекивис, Ветер Западный – и начал очаровывать Венону сладкой речью, нежной лаской – и родился сын печали, нежной страсти и печали. Так родился, Гайавата; а коварный Мэджекивис, бессердечный Мэджекивис уж покинул дочь Нокомис, и недолго после билось сердце нежное Веноны: умерла она в печали. Долго с криками рыдала, долго плакала Нокомис: «О, зачем жестокий Погок не меня унёс с собою? Лучше б мне лежать в могиле! Вагономин, вагономин!» Вечерами, тёплым летом, у дверей сидел малютка, слушал тихий ропот сосен, слушал тихий плеск прибоя, звуки дивных слов и песен: «Минни-вава!» – пели сосны, «Мэдвэй-ошка!» – пели волны. Видел, как над Гитчи-Гюми, подымался полный месяц, видел тень на нём и пятна и шептал: «Что там, Нокомис?» А Нокомис отвечала: «Раз один сердитый воин подхватил старуху-бабку и швырнул её на небо, зашвырнул на месяц прямо. Так она там и осталась». Видел радугу на небе, видел радугу на небе, на востоке, и тихонько говорил: «Что там, Нокомис?» А Нокомис отвечала: «Это Мускодэ на небе; все цветы лесов зелёных, все болотные кувшинки, на земле когда увянут, расцветают снова в небе». Много-много рассказала о звездах ему Нокомис; показала хвост кометы – Ишкуду в огнистых косах, показала Танец Духов, их блистающие рати в небесах Страны Полночной, в Месяц Лыж морозной ночью; показала серебристый путь всех призраков и духов – белый путь на тёмном небе, полном призраков и духов. И рассказчик сказок Ягу, говорун, хвастун великий, много по свету бродивший, верный друг Нокомис старой, сделал лук для Гайаваты: лук из ясеня он сделал, стрелы сделал он из дуба, наконечники – из яшмы, тетиву –   из кожи лани. И сказал он Гайавате: «Ну, мой сын, иди скорее в лес, где держатся олени. Застрели-ка там косулю с разветвлёнными рогами». За ольховыми кустами сел и выждал он оленя, увидал два глаза в чаще, увидал над ней два рога. Ах, он шёл навстречу смерти! Как оса, стрела запела, как оса, в него впилася! Из оленьей пёстрой шкуры внуку плащ Нокомис сшила, созвала соседей в гости, пир дала в честь Гайаваты. Вся деревня собралася, все соседи называли Гайавату храбрым, сильным – Сон-джи-тэгэ, Ман-го-тэйзи!